Меня обдувает холодный ночной ветерок, когда пальцы выбираются наружу. Я начинаю быстро разрывать слои, снова впадая в панику, зная, что я так близко, мое тело бьется в конвульсиях от недостатка кислорода.

Прохладный порыв свежего воздуха разливается по моей коже, как вода.

Я вдыхаю столько кислорода, сколько позволяют легкие. Какое-то время просто лежу, задыхаясь, а затем медленно отрываю оставшуюся часть пластика, пока не выползаю из брезента.

Я слышала, как Тобиас велел Адриано увезти меня в подвал, но Адриано явно не послушался. Он выбросил меня на обочину шоссе, как будто какой-то мусор.

Я заворачиваюсь в брезент, чтобы согреться.

«Шаг за шагом, – голос Амары эхом отдается в моей голове. – Сначала одну, потом вторую».

Я делаю то, что она мне говорит.

Меня всю трясет. Брезент уже не согревает. Холод пробрал до костей. Я смотрю на свою руку и замечаю, что кожа синеет.

Сначала одну, потом вторую.

Я вижу, как по центральной дороге на шоссе бредет потерянная душа. Она умерла совсем ребенком, наверное, не старше десяти. Такая малютка. Где она умерла? Сколько уже так бесцельно бродит? Она хоть знает, где находится? Девочка шагает вперед, не обращая внимание на машины.

«Теперь я тоже потерянная душа», – думаю я. Можно присоединиться к их бесконечному паломничеству. Я просто плыву по течению вместе с остальными, с солдатами и рабами, семьями коренных жителей и поселенцами. Фантомы теперь видят во мне свою, мы все идем к забвению.

Сзади звучит сирена патрульной машины. Гравий крошится под шинами, когда машина съезжает на обочину, но я не обращаю на это никакого внимания.

Слышу, как открывается и захлопывается дверь, но не оборачиваюсь.

– Мэм? – голос женский. В нем есть что-то мягкое и властное, скучающее и суровое одновременно. – У вас все хорошо?

Как она меня видит? Разве она не знает, что я мертва? Теперь нельзя тратить свое время на живых, мне нужно идти…

– Домой, – мое горло превратилось в наждачную бумагу. – Мне нужно попасть домой.

– Вы ранены? Дайте мне минутку, хорошо? Можете остановиться, пожалуйста?

Мои ноги больше не касаются земли. Я плыву. Дрейфую с подводным течением…

– Можете назвать свое имя, мэм? У вас есть с собой какие-нибудь документы?

Чья-то рука сжимает мое плечо, но я вырываюсь.

– Мне нужно идти домой.

– У вас идет кровь, мэм. Где вы ранены? Может…

– Домой! – теперь я кричу это, перекрикивая шум проезжающих машин. Я чувствую на себе руки полицейских, они тянут меня обратно к патрульной машине, но мне нужно идти туда. Там дом. – Отпустите меня отпустите мне нужно домой мне нужно домой мне нужно…

Я почти теряю рассудок, когда парамедики привозят меня в отделение неотложной помощи. В этих стерильных комнатах так много духов. Я кричу каждый раз, когда замечаю кого-то, но медсестры не следят за моим взглядом, не оглядываются через плечо. Я бросаю попытки убедить их в том, что стоит прямо у них за спиной. Они привязывают мои запястья к поручням кровати и увеличивают дозу успокоительного, пока я не теряю сознание.

Врачи говорят, у меня полиорганная недостаточность. Почки и печень почти отказали. Меня подключили к искусственной вентиляции из-за проблем с легкими.

Но вот самое интересное – у меня грибковая инфекция, Psilocybe cubensis, как я случайно услышала от одного из врачей. В моей крови растут грибы.

Сама мысль о том, что вся эта гниль распространяется по моим венам, приводит меня в ужас. Я не могу забыть об этом. Они внутри меня, даже сейчас. Растут. Я не могу перестать повторять это: внутри моего тела растут грибы. Как кто-то – это вообще реально? – может это пережить?

Наряду с набором антибиотиков и противогрибковых препаратов врачи пытаются справиться с моими «галлюцинациями» с помощью галоперидола. Держат меня в седативном состоянии лоразепамом. И бензодиазепином.

Но призраки не уходят. Наркотики их не остановят – я уже это знаю. Мертвые повсюду.

Поэтому отвожу взгляд. На большее я не способна. Я притворяюсь, что их там нет, что они не смотрят на меня.

Не тянутся ко мне.

Не прикасаются ко мне.

Этот принудительный детокс похож на экзорцизм. Меня держат привязанной к кровати, а я хочу лишь вырваться на свободу, но меня не отпустят, пока я не стану чистой.

Чистой. Какая шутка. Я вообще смогу когда-нибудь снова почувствовать себя чистой? Даже сейчас я ощущаю, как грибок растет прямо под моей кожей. Он здесь, всегда здесь, только и ждет, чтобы прорваться сквозь плоть и прорасти по всему телу.

Дежурная медсестра уходит после стандартного осмотра, проверяя, что я крепко привязана. Теперь палата только моя.

Моя и призраков. Там стоят шесть духов. Они принюхиваются и ощущают запах, от которого начинают облизываться. Их голубоватая бледность сочетается с линолеумом. Наверное, они были пациентами и умерли в этой самой больнице. А теперь слепо подкрадываются ко мне, неуверенно шагают. Я начинаю тихо стонать, когда они подбираются к краю моей кровати. Дергаю за ремни, но запястья все еще пристегнуты к поручням. Не могу сесть. Не могу сбежать. Мне приходится лежать здесь, а духи все окружают меня, улавливая мой запах. Наверное, они почуяли Призрак, все еще циркулирующий в моей крови. И захотели попробовать.

Один дух заползает на кровать, медленно поднимаясь по моей груди, пока ее лицо не оказывается в нескольких дюймах от моего. Мы смотрим друг на друга. Она молода. Должно быть, ей было столько же, сколько и мне, когда она умерла. Мы почти ничем не отличаемся; она – зеркало той, кем я стала. Я вижу следы от уколов на ее руках и понимаю, что она, видимо, передознулась. Ее пряди волос падают мне на лицо, когда она наклоняется. Она вдыхает через нос, затем проводит своим серым языком по моему подбородку. Ее глаза закатываются в экстазе. Она чувствует вкус Призрака, сочащегося из кожи.

Этот наркотик будет сочиться из моих пор, а она будет слизывать все до последней капли, и тогда я вспоминаю старые слова Сайласа: для очистки глубоких ран используют личинок, они пожирают омертвевшие ткани. Съедают мертвые клетки и устраняют последствия инфекции. Внезапно я задаюсь вопросом, избавят ли меня эти потерянные духи от зависимости. Смогут ли вылакать остатки наркотика? Выпить Призрак до последней капли? О боже, они вылижут меня дочиста. Все шестеро чуть ли не дерутся, чтобы попробовать меня на вкус, толкаются и пихаются, наклоняясь плечом к плечу, лижут мою шею, уши, руки. Им доступен любой дюйм открытой кожи, я никак не могу их остановить. Остается только лежать, теряя рассудок, пока они лижут, лижут и лижут последние намеки на Призрак, а я лишь смотрю в потолок и молюсь, чтобы все это поскорее закончилось, пожалуйста, хватит, чтобы я быстро вывела Призрака из организма, и они оставили меня в покое прежде, чем я сорвусь. Даже когда закрываю глаза, я все еще чувствую, как их языки наждачной бумагой царапают мое тело. Я жертва, высушенная свиноматка, которую пожирает ее собственный выводок. Духи наклоняются, ища свободное место, и я думаю: «Если я умру здесь, то уже никогда не покину эту палату…»

Я не хочу умирать.

Я даже говорю это вслух:

– Я не хочу умирать.

Эти слова можно повторить хоть сто раз подряд, но не иметь их в виду. Пока не достигнешь самого дна. Тогда и только тогда, во тьме бездны, ты по-настоящему слышишь звук своего собственного голоса, эхом отдающийся вокруг, когда ты кричишь: «Пожалуйста, не дайте мне умереть».

Я передумала. Я беру все свои слова обратно. Пожалуйста, пусть не будет слишком поздно.

«Я не хочу умирать», – продолжаю я повторять, пока духи лижут мою кожу дочиста, это моя мантра для выживания. – «Я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать».

Я хочу жить.

Незваный гость

Я перестала обращать внимание на фантомов. Пусть идут со мной, если хотят. Несколько бродяг присоединяются ко мне, когда я прохожу мимо знака «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН» на въезде в Тихий уголок, они подходят с других улиц. Чем больше, тем лучше.