Надгробия так и танцуют. Мрамор продавливается. Статуи поворачиваются, когда я прохожу мимо. С таким же успехом они могли бы отбивать чечетку, размахивая зонтиком…
ЛЮБИМАЯ ЖЕНА. С ЛЮБОВЬЮ. ОН УШЕЛ СЛИШКОМ РАНО. ТЕЛО МЕРТВО, НО ДУША ОСТАЛАСЬ.
Мне просто надо успокоиться. Глубоко дышать. Не психовать.
– Что мы творим, – повторяет Амара, – что мы творим, что мы творим…
«Мы расширяем личные границы, – наверное, мог бы сказать Сайлас. – Мы живем на полную. Мы превращаем город в личную игровую площадку, воем на луну». Но он молчит и тихо ведет нас мимо прыгающих могил.
Тобиас не издает ни звука. Не вылезает из своей раковины. Сразу видно, кислота ему не помогла. Не хочу знать, какой фильм ужасов сейчас показывает его сознание.
Но мне плевать. В моем мире есть только я и Сайлас. Он держит меня за руку. Он ведет меня – мой вечный лидер. Я даже не уверена, что мои ноги касаются земли. С таким же успехом я могу быть воздушным шариком. Моя рука – веревочка, и Сайлас бежит по кладбищу, пока я качаюсь на ветру.
– Пришли, – говорит он.
Останавливаемся перед мавзолеем, который выполнен в странной помеси масонского и египетского стилей. Бетон покрыт сорняком… нет, забудьте. Это краска из баллончика. Приходится прищуриться, чтобы разобрать, что там нацарапано. Да и все равно искаженные слова не хотят застывать, поэтому я могу их прочитать. Удается разглядеть лишь…
ВОССТАНЬ, ФАНТОМ РИЧМОНДА, ВОССТАНЬ!
Ворота в гробницу должны быть заперты – правда? – но Сайлас без проблем их открывает, петли поддаются с ржавым скрежетом, который эхом разносится по всему кладбищу.
– Хрена с два, – говорит Амара. – Я туда не пойду. Там пауки!
– Тогда жди снаружи, – отзывается Сайлас. – Стой на стреме.
Мавзолей так и проглатывает его. Следующим, словно потерянная тень Сайласа, просовывает голову Тобиас, стараясь не задеть головой дверной проем.
«Подожди меня, – наверное, сказала бы тень Сайласа, – подожди-и-и!»
Амара смотрит на меня. На этом этапе нашей дружбы мы усовершенствовали экстрасенсорные способности, общаясь друг с другом исключительно мозговыми волнами.
Ты правда собралась туда идти? – спрашивает она глазами, ее голос громко и ясно звучит в моей голове.
Ну-у… наверное, да? Мы ведь зашли так далеко.
Какого хрена, Эрин? – явно недовольна она. – Серьезно?
Идем со мной!
Нет, ни за что.
Ну и ладно. Лохушка.
Я ныряю в мавзолей и сразу же чувствую падение температуры. Холод так и обволакивает. Просачивается сквозь кожу, проникая до самых костей.
У меня есть минутка тишины, пока Сайлас и Тобиас строят планы, а Амара снаружи осталась с сотнями спящих трупов прямо у нее под ногами.
Я делаю то, что и всегда в такие моменты: достаю из кармана маркер и нахожу на стене свободное место. Житель этого мавзолея простит мне одну маленькую надпись, учитывая бесчисленное множество других. Некоторый парочки оставляли свои имена: ПОЛ + ХАННА НАВСЕГДА. Кто-то просто рисовал пентаграммы. Кто-то оставлял левые слова и фразы: ЗОМБИ. УРА СТРАШИЛКАМ. ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ.
Мой вклад, по сравнению с этим, относительно прост:
ЗДЕСЬ ЭРИН
В настоящем времени. Не прошедшем. Я оставляю частичку себя. Я всегда буду здесь.
– Господи, как хо-о-олодно, – пищит за мной Амара. Она не может долго оставаться одна. Она это знает. Я это знаю. Сайлас точно это знает. У нее не выходит быть в одиночестве. Амара подходит сбоку и обвивает руку вокруг моей, сильно дрожа.
– Соскучилась?
– Всегда, – заверяю я. Мы, сгорбившись, шагаем на сеанс Сайласа.
– Садимся в круг, – командует он.
Он даже принес свечи. Ну еще бы. В его рюкзаке целый магазин сверхъестественных примочек. Сайлас достает всю необходимую атрибутику и переходит к делу.
– Я не собираюсь сидеть на чьей-то могиле, – огрызается Амара, и на этот раз я не собираюсь с ней спорить. Вокруг шуршат и щелкают насекомые. По моей ноге ползет километровая многоножка, и не слезает, сколько бы раз я ее ни стряхивала. «Я иду к промежности, – шепчет она, извиваясь. – Да-да-да, берегись!»
– Да ладно, – говорит Сайлас, возвращая меня к реальности. – Мистер Пул не будет против.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Не слышала о У. У. Пуле? Некоторые зовут его ричмондским вампиром, но это все бред. Он просто фантом.
Фырканье Амары эхом разлетается по всему склепу.
– Прости, – добавляет она, – но что такое фан… как-то там…
– Фантом. Тот, кто застрял между живыми и мертвыми.
– Бедняга, – шепчу я, отвлекаясь на жидкие тени у свечей. Я не чувствую ветра, но пламя явно от чего-то дрожит и раскачивается.
– Помоги, – просит Сайлас Тобиаса, пальцами руки водя по мраморной задвижке.
– Ладно, – без проблем соглашается тот. Это первое его слово на кладбище.
Сайлас говорит: помоги влезть в склеп.
Сайлас говорит: помоги вырыть могилу.
Сайлас говорит…
– Э-э-э… – мычит Амара, – что вы делаете?
– Мне лишь нужен его язык.
– Что, прости? А ну повтори, мать твою?
– Говорят, если отрезать фантому язык, можно говорить с мертвыми, – поясняет Сайлас настолько праздно, будто это самый общеизвестный факт.
– Нет, – говорит Амара, и слово отскакивает от мраморных стен. – Всего хорошего, я пошла.
– Уже как-то поздно пасовать, тебе не кажется?
– Издеваешься? Ты не говорил нам, что собрался отрезать части трупов!
– А ты бы тогда пошла?
– Конечно нет!
Я смотрю со стороны, как пререкаются Амара с Сайласом.
– И нахрена мы для этого закинулись кислотой? – уточнила Амара.
– А почему нет? – ответил Сайлас – его вечная фраза. – Это поможет связаться с духами. Я хочу кое с кем поговорить.
«С его мамой», – думаю я. Сайлас не произносит ее имя вслух. Ему и не надо. Мы все знаем, что она умерла, когда Сайласу было девять. Он всем говорит, что она умерла в аварии, но только я знаю, что Сайлас сидел сзади, когда огромный фургон въехал в их «Тойоту Матрикс» на автостраде. Сайлас рассказал, как отлетела по воздуху машина, как он потерялся в этом водовороте, как помнил развевающиеся вокруг лица волосы его матери, пока изгибалась ее шея… все больше и больше. И внезапно они встретились взглядом, налитые кровью глаза матери смотрели на заднее сиденье сквозь щель в подголовнике, ее подбородок покоился между лопатками. Позвоночник сломался так, что голова чуть не отлетела. Единственное, что удерживало ее на теле, – сморщенная кожа.
Но это не помешало ей говорить. Она казалась такой испуганной. Не понимала, что происходит. Она уже умерла, но все равно со мной говорила. Сказала, что все будет хорошо. Что я буду в порядке. Что она любит меня.
Сайлас отделался парой царапин. «Чудо», – говорил он. Тогда-то он и начал верить в призраков. И всегда гнался за своей мамой.
Мавзолей почти разваливался. Всего пара ударов пяткой Сайласа, и камень рассыпался, открывая вид на гроб.
– К черту, – стонет Амара. – В жопу это все.
– Берись за ту сторону, – поясняет Сайлас Тобиасу. – Помоги мне вытащить.
Пока парни вызволяют какого-то недодракулу или как там назвал его Сайлас, Амара и я стоим сбоку. Мы обе понимаем, что это ужасно, Амаре не надо объяснять, но она будет винить меня, потому что вечно уверенного Сайласа винить невозможно, а себя она, конечно, не винит никогда.
Мое внимание переключается на вход в мавзолей. На давящую темноту.
– …Ребят? – но никто не слушает. – Ребят!
– Что? – спрашивает Сайлас. – В чем дело?
– Призраки, – все, что могу сказать я, указывая на вход. Кладбище кишит ими. Над могилами летают круги света. Они приближаются. Летят к нам.
– Вы ведь тоже их видите? – шепчу я. – Пожалуйста, скажите, что да.
– Что это? – в шоке спрашивает Амара.